Психика может иногда затормозить боль. Ампутируя руку одному раненому полковнику, Ларрэй не мог работать из-за воплей оперируемого. Взбешенный, дал ему пар по щечин. Полковник прекратил, возмущенный, стоны и отлично перенес операцию; боль уменьшилась от гнева, вызванного афронтом. После операции, Ларрэй попросил извинения, объяснив полковнику пользу этих „giffles anestesiques". И все закончилось благополучно.
Вмешательство психики, следовательно, может изменить особенности соматогенной боли, что касается интенсивности, упорства, сопротивления к лечению; может сообщить ей некоторую аффективную тональность, своеобразные особенности парестезического, дизестезического вида. Поэтому, при боли надо напрячь усилия отличить, что — соматогенное и, что — психогенное, что — эмоциональное добавление и, что — чрезмерная реакция на боль.
Но психический фактор может вмешаться исключительно даже в генез боли. Боль может быть чисто психической этиологии. Она может возникнуть в мозгу, в мозговых невронах, будучи лишь переданной на периферию, только заброшенной в сому. Эту боль назвали психалгией. Одни, считая ее воображаемой болью, дали ей еще название „боли-призрака", „мнимой, вымышленной боли". Другие, считая ее аналогичной по генезу и значению с навязчивой идеей, равнозначной одержимости, пришили ей ярлычок: „навязчивая боль".
Иногда, она возникает как «таковая, чисто кортикальной выработкой, без всякой соматической причины, без всякого смысла существования, как исключительное создание духа. Чаще, однако, она воспламеняется действительным физическим страданием, имеющим в основе органическое этиологическое зерно—материальное (хотя незначительное, даже ничожное) и только психически усиленное, с психической составной; со временем психалгическая составная растет в интенсивности, составляя самую значительную часть страдания, в то время как путем исчезновения ее органической причины соматическая боль настоящая, реальная, уменьшается и совсем исчезает; больной же продолжает страдать, потому что осталась психогенная боль, проникшая в его психологические механизмы, включившаяся в его душевные процессы, как собственное явление. Больной страдает теперь не по причине развязывающего повреждения, а из-за образа повреждения, образом боли, мыслью, зафиксированной им по отношению к боли.
Речь идет — и по нашему опыту — о „боли-фиксации" „боли-следа", боли-осадка", „боли-воспоминания" (Левен); речь идет о следе боли, о призрачной боли, об иллюзии. В подобных случаях психогенных болей, анталгические средства, обычно не дают результата. Психалгическое страдание сопротивляется всем средствам борьбы и только сон может ее успокоить на короткое время или — точнее — успокоить стоны-жалобы больного, снова начинающиеся при пробуждении. Обнаружение психического субстрата боли (душевных волнений, лежащих в их основе, или их причин) и психотерапевтическое лечение, направленное в эту сторону, могут дать, также, хорошие результаты, лучшие, чем обычные анталгические средства.