Отношение к бывшему соматическому заболеванию. Эксплуатация болезни
Можно вспомнить и известную гордость старых немецких студентов-буршей шрамами на лице от ударов рапирой, полученными на дуэлях - своего рода визитной карточкой доблести. Подобного же рода визитной карточкой мужества служат и деформированные ушные раковины борцов, особенно в территориях, где борьба - популярный национальный вид спорта.
Очень интересен вопрос об отношении субъекта к бывшему у него соматическому заболеванию. По мнению Е.А. Шевалева (1936), здесь возможны наряду с проявлением критического отношения и правильной оценки, с одной стороны, явления вытеснения и отодвигания, а с другой, картина последующего искажения - кататимической обработки прошлого. Эта кататимическая обработка особенно бросается в глаза тогда, когда воспоминание о бывшем заболевании созидается по принципу контрастных построений.
Подробная запись, часто очень грубых по своей гиперболической заостренности, рассказов многих больных о бывшем у них заболевании, может лучше всего иллюстрировать эта мысль: «Врачи отказывались меня лечить, все приговорили меня к смерти, я был уже трупом», - рассказывают о себе многие больные, - «как вдруг какое-то простое средство, вмешательство нового врача, часто даже знахаря, человека несведущего в медицине, - совершают полный переворот в болезни и возвращают к жизни». Такие примеры не представляются на первый взгляд только случайными курьезами бытового характера.
Элементы подобной кататимической обработки, конечно, в значительно более мягком виде, часто сказываются в последующих воспоминаниях многих больных о бывшем у них заболевании (последующем переживании этого заболевания).
Сама по себе соматическая болезнь, как таковая, особенно в тех случаях, когда она оставляет после себя хронические, необратимые следы, должна неизбежно вести к некоторому переконструированию личности, к новым формам приспособления к жизни, так как целый ряд жизненных благ и форм поведения становится для нее с этого времени недоступным.
Так, исследуя больных гемофилией, Белов В.П. (1995) отмечал у них своеобразное патохарактерологическое развитие с выраженными «эпитимическими» (гипертрофированно «щадящей» бездеятельностью) тенденциями. Однако, были и случаи глубокой переоценки больными своих взаимоотношений с окружающими с переходом от эпитимной бездеятельности к высокой физической активности - занятиям культуризмом. На этом фоне значительно повышался и уровень свертываемости крови. У жителей отдаленных местностей по сравнению с жителями Москвы констатировались лучшие адаптационные механизмы и фактическое отсутствие спонтанных кровоизлияний.
«Эксплуатация болезни» известна с незапамятных времен: «если у нищего на паперти заживут язвы, ему перестанут подавать милостыню». В современных условиях «эксплуатация болезни» все увереннее закрепляет свое место среди сознательных и бессознательных приемов социально адаптивного поведения. Ее истоки, следует, по-видимому, искать во внедрении христианской концепции, мифологизирующей «увечных и убогих как Богу угодных».
Этот традиционный христианский мотив зачастую отстаивается и в искусстве в форме аналогичной гуманистической идеи: слабый, физически немощный или ущербный здоровьем человек оказывается носителем высокого нравственного начала, просветленной духовности. Печатью возвышенного юродства отмечены многие герои Достоевского, Феллини и др. Среди немногих современных мастеров, в произведениях которых мотив физического увечья постоянен и полемически противопоставлен христианской мифологии, следует назвать одного из гениев испанского кино Луиса Бунюэля.
