С этой коллекцией расстройств, болей, жалоб — одна другой забавнее — эти больные, обычно, года подряд бегают от врача к врачу. К каждому с теми же вздохами, стонами, жестами, нытьем или с другим и третьим.
С ангельским терпеньем они объясняют врачу — подробно — всякое бесконечно малое явление болезни, уверенные в его основном значении для диагноза и лечения болезни, преследуемые мыслью о ее серьезности. В этом отношении, обычно, они очень болтливы. Зачастую у них отмечены на листке различные подробности болезни (les malades an petit papier — болезнь на клочке бумажки); и чтобы быть более точными и более убедительными, не только пользуются образами и сравнениями, иногда причудливыми (как указывалось), но и жестикулируют, воспроизводят положение, моменты и случившиеся поступки, воспринимают определенную мимику, переходят на личную интерпретацию, к собственным рассуждениям и даже к внушениям лечебного характера, требуют определенного лечения, исследования и пр. — настоящие профессиональные больные — как их назвали.
Иной раз, реже, они могут представиться как спокойные больные или даже угнетенные: мало разговаривают, со страдальческим, печальным, удрученным, озабоченным лицом, больше жестами и мимикой, показывая и выражая глубокое их страдание, сильные муки, причиняемые их болезнью.
Гамма аспектов, которую могут представить эти больные трудно диагностицируемые, лечимые и даже переносимые, очень велика. Она варьирует меж двух крайностей. Одной из этих крайностей является больной, который приходит плакаться врачу на несколько неопределенных, неточных расстройств, без особой остроты, чтобы предупредить возможный сюрприз, и который после того, как врач сообщил ему, что ничего опасного нет, уходит успокоенный домой. Это — неприметный, трудный больной, случайный, на пределе понятия.
Другой крайностью является больной, который цепляется за свою болезнь не только озабоченно, но считая ее весьма серьезной, захваченный ею, всецело только ею занятый, но и недовольный лечением, обвиняя врачей и тех кто за ним ухаживал, считая их виновными в своих страданиях (хотя бы частично, хотя бы в упорстве болезни). И также на этой крайности ставится подавленный, одержимый больной, который оделеваемый не болезнью, а мыслью о ней, худеет, впадает в состояние физической и психической дряхлости, губит себя и окружающих, доводит их до отчаяния. Это — трудный больной, сурового, мажорного, упрямого вида.
Между этими крайними видами, пространство заполнено безмерным разнообразием промежуточных типов, разных по виду и интенсивности.
Одним из промежуточных типов является больной, который, придя к врачу по поводу более или менее банальных страданий и заверенный им, что ничего серьезного у него нет, уходит успокоенный домой, но через неделю обращается к другому врачу, так как прочел в медицинском журнале о проявлениях такой-то болезни, которая по его мнению, точь в точь совпадает с его страданием и которой, безусловно, болен и он.
Промежуточным типом, сходным с предыдущим, является и студент-медик (обычно 3-го курса), который при первом чтении патологии, находит в одной из глав описание определенных симптомов, сходных с некоторыми его мелкими недомоганиями, присущими живому существу, сливается с соответствующей главой и начинает колесить по врачебным кабинетам. Сюда же включается больная, обращающаяся каждый раз к другому врачу, сетуя на разные брюшные расстройства, сердцебиение, слабость, разного вида боли, тяжелое пищеварение и т.д., страдания без связи и без конца, за которыми врач — хороший психолог — нередко выявляет полную терзаний семейную жизнь и невропсихическую конституционную основу большой лабильности. И сюда же включается больной, выслушивающий тебя очень внимательно, добросовестно записывает данные ему показания, чтобы после приема не следовать ни в чем совету врача, а через некоторое время пойти на прием к другому врачу; или же больной, наоборот, слепо придерживающийся данных предписаний, с механической скрупулезностью, даже усиливая их, надоедая тебе бесчисленными просьбами добавочных подробностей, объяснений, решения самых незначительных подробностей своих страданий и образа жизни.
Эти больные набираются не только из горожан — как можно было бы думать — из более цивилизованных, более изысканных, более склонных к аутоскопии, но и из сельского мира. И эти нередко приходят на прием с подобными страданиями, сетованиями и жалобами. Их описание, обычно, весьма неясное, запутанное, аморфное из-за их слабой способности к самонаблюдению, недостаточной возможности пересказа, малого и невыразительного запаса слов.
